мотивацию, — то тогда вы автоматически используе­те новое действие.

Экман: Да. Или изменяете действие. Потому что если мы объ­единяем эмоцию и мотивацию таким образом, что основополагаю­щей структурой оказывается сострадание, то тогда действие долж­но быть другим. Это может быть та же самая эмоция, но действие должно быть другим.

Далай-лама: Верно. Я думаю, что обычно так и есть на самом де­ле. Я описываю насилие и ненасилие: в сущности, вы должны су­дить на основе мотивации, а не действия.

Экман: Объясните, пожалуйста, это чуть подробнее.

Далай-лама: Улыбка, похвала, добрые слова и подарки. Но мо­тивация — обмануть конкретного человека и использовать его в своих целях. Разве так не бывает?

Экман: Бывает.

Далай-лама: Теперь что касается действия. Различие: вы гово­рите приятные слова и делаете это очень умело. Но если тот че­ловек действительно хорошо натренирован, то тогда, я думаю, он сможет обмануть вас. Вы видите, это выглядит как искренняя улыбка.

Экман: Да.

Далай-лама: Очень дружелюбная, очень уважительная. На уров­не действия она не предполагает применения насилия. Но все эти действия, как вербальные, так и видимые действия, могут быть мотивацией к попытке причинить вред другим людям. Этот ухуд­шает ситуацию. По сути, это насилие.

Экман: Итак, отказ от применения насильственных действий, мотивируемый желанием причинить вред, является насилием.

Далай-лама: Совершенно верно.

Экман: Интересно.

Далай-лама: Теперь другая сторона. Другая сторона не испы­тывает озабоченности, и вы произносите какие-то резкие слова. Например, в качестве учителя, который действительно испыты­вает чувство ответственности за будущее ученика, и чувство урав­новешенности. Из чувства озабоченности и в их собственных инте­ресах. Иногда нет другого способа, кроме резких слов.

Что касается меня, то мой старший учитель, когда я был молод всегда улыбался очень строго. (Демонстрирует улыбку.) Разумеется, не из-за ненависти или гнева, но главным образом из-за истинной заботы обо мне. Позднее младшие учителя говорили мне об этом, они, как вы понимаете, помогали мне в учебе. Молодой монах, действовавший как мой наставник и который нашел меня [во гла­ве группы, искавшей четырнадцатую инкарнацию Далай-ламы], был очень добрым, веселым и приятным человеком; когда начи­нался урок, я иногда забирался ему на спину и катался на нем вер­хом. Он говорил: «В таком случае ты должен читать». Я отвечал: «Я ученик, и поэтому я должен читать». Поэтому