но мы подобны облакам, которые на мгновение кажутся реальными, а затем растворяются и превращаются в ничто.

Для тех, кто потерялся в море иллюзии самсары, такое исчезновение всего и превращение в ничто может быть очень болезненным и пугающим. Но для йогов и йогинь, пробудившихся ото сна, это возникновение неограниченного блаженства и безграничного сострадания.

И... еще есть смех.

Одна моя подруга однажды имела честь подавать чай двум очень давно не видевшимся ламам. В юности они воспитывались в одном монастыре, а теперь работа раскидала их по разным концам света. Все эти годы они дружили, и теперь были очень счастливы снова встретиться.

Моя подруга рассказывала, что ламы очень долго сидели молча, потом начали хихикать, казалось бы, вовсе без причины. Это продолжалось довольно долго.

Затем один из них показал на цветущий багряник невдалеке от того места, где они сидели. "И они называют это деревом!" - сказал он.

От этого они оба начали хохотать, хлопая себя по бедрам.

Когда сознание проявляет присущие ему блаженство и сострадание, жизнь становится все более забавной. Ужасы самсары все еще существуют, но они уравновешены непредставимым и непостижимым блаженством бодхичитты (сознания Будды). Возможно, когда человек достигает такого уровня алхимического мастерства, жизнь начинает казаться очень странной. Можем ли мы даже представить себе внутреннюю жизнь такого человека? Каково это - осознавать себя как неограниченное сознание, продолжая жить в теле, привязанном ко времени и пространству? Если посмотреть на буддистов, достигших Высочайшей Йоги Тантры, иногда можно найти намек на это. Они очень часто улыбаются.